Форум » Литература » г-жа Мартынчик (М.Фрай) и Линор Горалик "книга Одиночеств". выдержки » Ответить

г-жа Мартынчик (М.Фрай) и Линор Горалик "книга Одиночеств". выдержки

danila panfilova: Эта книга посвящается Доротее, которой уже, страшно сказать, за шестьдесят, а загляни ей в глаза — совсем девчонка. Впрочем, нет, не «девчонка». Девочка. Очень, очень хорошая девочка. Девочки, впрочем, все хорошие — в отличие от теток. Тетка, ясное дело, не возрастная категория. Тетки бывают и в двенадцать лет. В двенадцать может быть даже чаще, чем, скажем, в семнадцать, потому что к семнадцати многие влюбляются и снова впадают в младенческое состояние. Но это отдельно как-то нужно исследовать. В четвертом классе меня посадили за одну парту с девочкой Олей. Худшей тетки не было, наверное, в моей жизни. В то же время, классная руководительница Сабина Алексеевна, несмотря на свои пятьдесят с лишним, была вполне себе девочка. Вредная такая, сплетница и тиранка, зато совершенно не тетка. За то и была любима всеми поголовно. Ей почти все прощали, даже мы, дети. Потому что учительницу Не-Тетку еще поискать. Тетки они ведь чем от прочих девочек отличаются?… Ну да, самое трудное — это объяснять словами очевидные вещи. Которые нутром чуются, с первого взгляда. Как, скажем, запах. Ну, можно сказать, что тетки твердо знают, что такое хорошо , и что такое плохо . Они знают как надо . И как не надо , они тоже знают . Сомнение тетке неведомо. Причем для того, чтобы предугадать теткину систему ценностей, нужно учить не психологию, а биологию. Или зоологию даже. Тетка — она ведь всегда на страже интересов биологического вида. И, да, тетка несет жемчужину своего знания миру. Обычно очень активно несет. Так что уши закладывает. И, конечно, тошнит. По крайней мере, выродков, вроде меня. Но все это, кажется, не самое главное про тетку. Самое главное, наверное, вот в чем: пока я вижу перед собой тетку, я не могу верить в бессмертие души. Какое уж тут бессмертие. Я, собственно, почему все это пишу. Я очень люблю девочек (и, в частности, шестидесятилетнюю девочку Доротею). Лучше их нет на земле существ. И мне почти всегда за них страшно. Есть какая-то таинственная лужа, попив из которой, девочка становится теткой. Процесс не то чтобы необратимый, но шансов не очень много. Будьте бдительны, да. http://readr.ru/maks-fray-i-dr-kniga-odinochestv.html#page=2

Ответов - 5

danila panfilova: Эта книга посвящается А. В., ради которого мне пришлось вспомнить и пересказать своими словами старую-старую притчу. В каких-то дальневосточных, как водится, горах стоял какой-то даосский, как водится, монастырь, куда, как водится, приходили всяческие достойные и недостойные молодые люди, жаждущие, как водится, великих и не очень мистических тайн и прочих озарений. Их там, как водится, подвергали всяческим невероятным испытаниям, заставляли медитацца с утра до ночи, морили аскезой, искушали искушениями, а после снова гнали медитацца и снова всячески испытывали. Вся эта катавасия продолжалась довольно долго. Некоторые удивительные граждане все же как-то умудрялись выжить и даже не сбежать к едрене фене от этого эзотерического счастья. Они становились такие высокодуховные и просветленные, что стоять рядом с ними было почти невозможно: очи сияли благостью невыносимой. И в жизни всякого просветленного гражданина наступал такой момент, когда его вызывали к Самому Главному Даосскому Начальнику. Начальник грозно потрясал аурой, благодатно сиял чакрами и проделывал кучу других невероятных вещей, полезных для просветления окружающих. Он говорил ученику: «Пришло время подвергнуть тебя самому страшному испытанию». С учеником от такого заявления, невзирая на все его эзотерические достижения, кирдык случался. Он думал, что сейчас с ним сделают что-то такое немыслимое, хоть ложись да умирай добровольно. Приведя ученика в чувство с помощью целительных мантр и нюхательной соли, Самый Главный Даосский Начальник продолжал выступление: «Теперь ты вернешься домой, — говорил он, — и поживешь годика два нормальной человеческой жизнью. Потом вернешься, я на тебя погляжу. Если останется в тебе хоть что-то от нынешней веселой силы — что ж, тогда я стану тебя учить. Нет — нахуй». (Ну, то есть Самый Главный Даосский Начальник вряд ли знал простое русское слово «нахуй», но он, безусловно, умел подыскать приличествующий случаю синоним. В отличие от меня.) Следует заметить, что это испытание мало кто проходил. Чай не с демонами иллюзорными бороться и не в пропасти, кишащие злыми духами, сигать. Сами понимаете. Все это я к тому, что среди читающих эти строки есть немало человеческих существ, по сравнению с которыми все эти полумонахи — тьфу что такое. Срам один, скорбь небесная. А мы с вами, напротив, зайчики золотые — во как. http://readr.ru/maks-fray-i-dr-kniga-odinochestv.html#page

danila panfilova: Эта книга посвящается моему любимому коммунальному соседу Лёне Королю. Человек с бабелевским именем был невелик ростом, сухощав и по-своему красив. Такие лица были очень популярны в тридцатые годы. Тот же тип, что артист Алейников, та же (редкая, как мне кажется) разновидность обаяния: помесь пролетария и декадента. Для полного счастья — седая прядь в волнистых русых волосах. Она, как утверждал Лёня, была у него с детства. Лёня Король занимал две огромные комнаты с двумя балконами и башенкой потрясающей красоты между ними. Кроме комнат у него была своя, отдельная, кухня. Это в его деле было чрезвычайно важно. А дело было такое: Лёня варил ширку и слыл одним из лучших варщиков в городе. Жизнь рядом с ним, как жизнь рядом со всякой знаменитостью, доставляла нам, соседям, немало проблем. Хлипкую общую дверь, ведущую в коридор нашей коммунальной квартиры, ломали, как минимум, раз в неделю. Потом принимались крушить Лёнины приватные, куда более мощные запоры. Но на этом этапе осады кто-нибудь из соседей начинал грозить ментовскими карами, и злодеи удалялись, посулив вернуться. Обещания эти в большинстве случаев выполнялись. Весь этот ужас творился потому, что Лёня был в своем роде снобом и эстетом. Он не желал варить ширку кому попало. Он всерьез полагал эту дрянь чем-то вроде священной сомы, мог часами рассуждать о ее полезных для души и тела свойствах, а потому соглашался варить волшебное зелье только для приятных ему людей. Приятные же люди пользовались его милостями, а потом воспевали талант Лёни Короля по всем городским притонам. Адресок тоже сообщали всем желающим. Желающие пробовали добиться Лёниного расположения всеми доступными способами, а не добившись, открывали военные действия. Несколько раз Лёню все же как-то отлавливали и били смертным боем; один раз скинули в лестничный пролет, с третьего этажа на первый. Но дом был старый, потолки пятиметровые, поэтому в сумме вышло страшное вполне расстояние. По счастью, внизу лежали пустые картонные коробки и тряпки, так что Лёня отделался сравнительно ерундовыми травмами. Были у него и другие неприятности: с ментами. Те очень любили вламываться по ночам в нашу коммунальную квартиру и, не обнаружив Лёню дома, устраивать шмон у всех соседей. Искали его по нашим шкафам. То еще удовольствие… Иногда Лёню находили и отправляли в ЛТП. Через пару месяцев он возвращался. Было бы еще хуже, могли бы и посадить, но у Лёни имелся какой-то высокопоставленный обкомовский брат. Жирная лоснящаяся скотина в ондатровой шапке — такое впечатление у меня осталось от первой и единственной встречи. Может быть, впечатление было ошибочное: у меня в те годы от одного вида ондатровых шапок приступы неконтролируемой ярости случались. Так или иначе, но брат в большинстве случаев отмазывал Лёню от соседских кляуз и прочих ментовских наездов. Правда, Лёня говорил, что однажды брат сам его на ЛТП засадил, но родственные отношения — дело темное. Не знаю, словом. Мы с Лёней, можно сказать, дружили. Притом совершенно бескорыстно. Мое знакомство с ширкой состоялось несколько раньше, и мы с нею пришли к обоюдному выводу, что не подходим друг другу. На том, как говорится, и порешили. Лёне лишь однажды удалось навязать мне сей бесценный дар. Нехороший полутрип продолжался двое суток, после чего Лёне было интеллигентно, но твердо сказано: «На хуй твою хуйню». Добрососедским отношениям это, однако, не помешало. Мы подкармливали друг друга в трудные дни, благо таковые случались у нас в разное время. У меня выработалась привычка покупать домой два хлеба: себе и Лёне. Родственники мои с восторгом выяснили, что я, оказывается, обожаю прошлогоднее засахаренное варенье: Лёня жить не мог без сладенького. Он же, разжившись деньгами, непременно просовывал мне под дверь трёху, а то и пятерку. Не давал в руки, а именно так — тайком совал. Это, надо сказать, не раз спасало мою органическую жизнь. По ночам мы нередко пили чай с вареньем у него на кухне. Ради такого дела Лёня любезно убирал с плиты свой аптекарский хлам. В наших комнатах в это время трахались бездомные приятели: Лёнины — под ширкой, мои — просто так. Моя жилплощадь по этой причине освобождалась много быстрее, зато у Лёни было что послушать. Что до моих приятелей, они постепенно перезнакомились с Лёней и стали понемногу перебираться на его территорию. Понятно, не для того, чтобы попить чаю, посидеть на балконах или забраться в башенку. У моих приятелей к Лёне был практический интерес. Со временем это приобрело комические формы. Мои знакомые старались прошмыгнуть к Королю тайком: стеснялись меня. Столкнувшись со мною в коридоре, краснели и безбожно врали, что зашли к Лёне на минутку, отдать старый долг. Мне, понятно, было по фигу, но поди объясни это людям, всерьез подсевшим на измену. Зато Лёня был счастлив: он-то, бедняга, всю жизнь хотел вырваться из своей среды. Внимание богемных мальчиков-девочек ему чрезвычайно льстило. Особенно, конечно, девочек. Девочки, надо сказать, тоже были весьма довольны. У своего тезки, художника Лёни, Король даже отбил жену Светку — не на какую-нибудь там неделю, а всерьез и надолго. Попробовав ширку, эта удивительная женщина заявила, что была полной дурой, пробухав первые тридцать пять лет своей жизни, зато теперь, дескать, непременно исправит эту оплошность. И исправила, надо сказать. Четыре года, верой и правдой. Больше не успела по причине высокой смертности среди провинциальных наркоманов. Нетрудно догадаться, что самого Лени Короля тоже давным-давно нет в живых. Леня умирал долго и мучительно, в течение полутора лет, с переменным, так сказать, успехом. Иногда казалось, что он выздоравливает, но потом все становилось еще хуже. Это, как мне рассказывали, началось с очередной драки с «клиентами». Лёне сломали челюсть, которая со временем все больше опухала и причиняла ему неописуемые страдания. Когда какое-то время спустя брат стал таскать Лёню по врачам, они ничего не смогли сделать. Последние несколько недель были ужасны. Мне, к счастью, практически не довелось при этом присутствовать: место жительства к тому времени почти окончательно сменилось. Но несколько раз мне приходилось зайти в коммуналку за какими-то вещами. В коридоре пахло разлагающимся Лёниным телом. Не очень сильно: у него была хорошая, крепкая дверь, но мне хватило. Говорят, он почти все время кричал. Еще говорят, что брат успел его перед смертью зачем-то окрестить и женить. То есть женить как раз понятно зачем: таким образом продавались квартиры до наступления эпохи приватизации. Поэтому после Лёниной смерти его комнаты заняла бойкая женщина Надя, но с нею мы уже не соседствовали. Знаю только, что у нее была огромная белая собака неведомой породы. Собаку звали Микки.

danila panfilova: Эта книга посвящается Г., который однажды рассказал мне, что тибетские ламы называют ученых Запада «специалисты по утонченным заблуждениям». Логика понятно какая, совсем не оскорбительная для ученых: все люди по определению дураки и в заблуждениях увязли. А было бы не так — зачем людьми рождаться? Можно ведь и божествами какими, никто не запрещает. С другой стороны, нужно как-то отличать людей, довольствующихся врожденными заблуждениями, от людей, которые заради своих прекрасных и сложных заблуждений по аспирантурам пупки рвут. Ну и вот. При этом, по словам Г., тибетские ламы рекомендуют не испытывать неприязни к заблуждениям. И от приязни к истине рекомендуют они воздерживаться. По их раскладам, пара приязнь-неприязнь — это уже вообще ни в какие ворота. Мартышкин труд — такие пары составлять.


danila panfilova: Эта книга посвящается Шуре, который недавно позвонил и спросил, помню ли я про «истинное маслаждение»? Еще бы. Такое разве забудешь? Венгерский апельсиновый ликер алого цвета появился в нашем городе О. во второй половине восьмидесятых и стал, как мне кажется, идеальным вещественным символом рубежа эпох. На смену советским пельменным в ту пору как раз приходили пластиковые джунгли кооперативных кафе-ресторанов, а «Вебер» (на бутылке было написано латиницей: «Veber»), соответственно, занял экологическую нишу «Розового», «Мятного», «Кофейного» и прочих ликеров, разноцветных детенышей социалистического Зеленого Змия. Импортных напитков в ту пору появилось, хоть жопой жри (что, собственно, и происходило), но «Вебер» имел два неоспоримых достоинства: во-первых, был более-менее дешев, а, во-вторых, на этикетке было написано по-русски: «Подарит вам истинное маслаждение». Это была чистая правда. «Наслаждением» тогдашнее наше состояние, при всем желании, не назовешь. Разве только «маслаждением»: новые ощущения пропитывали нас легко и стремительно; на поверку же оказывались тяжелыми, неудобоваримыми, избыточными — порой до тошноты. И — о, да, — несмываемыми, как и положено масляным пятнам. Некоторые пятна мы, пробежавшие ту марафонскую дистанцию из восьмидесятых в девяностые, выводим до сих пор; выведем ли? — неведомо. Теперь смешно вспомнить, но жизнь, и правда, казалась в ту пору затянувшимся визитом в страну чудес. Если кто не помнит, напоминаю: мы, те, кто учились в школе в семидесятые и закончили ее в начале восьмидесятых, аккурат к отмене поблажек для студентов-призывников, похоронам дорогого Леонида Ильича и андроповским дружинам, отлавливавшим тунеядцев по кинотеатрам, знали, что всегда будем жить в СССР. Никакой надежды на перемену участи у нас не было. Знали, что прожить более-менее симпатичную, комфортную и приятную жизнь в таких условиях можно лишь став совсем уж законченной гнидой (если, конечно, в организме найдется талант к очаровыванию и пожиранию других таких же гнид). Как-то смирились с текущим положением вещей (дескать, бывает хуже: можно ведь было прокаженным родиться, или сиамским близнецом, или вовсе чандалой женского пола, скажем). Сделали выбор (каждый — свой), и одни мои ровесники стали учиться гнить заживо, а другие — искать способ весело, достойно (и, если можно, не очень мучительно) умереть молодыми. Кроме пьянства и наркотиков как-то ничего не приходило в голову, но, по счастию, некоторым из нас (мне, например), казалось, что это довольно скучно. Поэтому мы то и дело отклонялись от намеченного курса: кто-то искусством заняться норовил, кто-то в эзотерики районного масштаба записывался, кто-то выбирал бродяжничество, благо его было довольно легко замаскировать под туризм. Ну, еще всякие дела себе придумывали, это вообще отдельная тема: кто чем лютую тоску эпохи развитого социализма глушил. Написал бы кто энциклопедию молодежного эскапизма разных стран и эпох, цены бы этому великому человеку не было. Так или иначе, но развлекались мы примерно до восемьдесят восьмого года, пока не проснулись внезапно — не то чтобы богатыми или знаменитыми, но вполне востребованными. Судьба находила множество способов к нам подмазаться. В частности, у нас, так называемых «авангардистов» — ну, то есть, актуальных художников, как сказали бы сейчас, — вдруг стали покупать картинки отъезжающие на ПМЖ горожане. Объясняется это просто: дело было в ту пору когда беспрепятственно уезжать из СССР уже разрешили, а вывозить с собой деньги — еще нет. Бедные наши богачи с утра до ночи носились по городу в поисках обручальных колец с бриллиантами, серебряных портсигаров и прочей валютоемкой ерунды. Не знаю, кто пустил в их среде слух, будто на Западе колоссальным спросом пользуются картины русских художников, но это случилось. Среди отъезжающих началась настоящая истерика. Желающих купить картины в какой-то момент было куда больше, чем самих картин. Мы, никому не нужные, малюющие придурки, вдруг стали форменными богатеями — все, скопом. Художника, продавшего махонькую картинку, намалеванную на куске фанеры, за, скажем, двести рублей, коллеги считали безнадежным идиотом (на всякий случай напоминаю: зарплата двести рублей в месяц тогда казалась более чем приличной). В итоге, со мною, например, вышло форменное недоразумение. Когда человек, который на протяжении нескольких лет разрушал всякие социальные, родственные и вообще человеческие связи, честно жил сегодняшним днем (потому что завтра, ясен пень, умирать), вытравливал из себя самый человеческий из инстинктов, инстинкт составления планов на будущее, — так вот, когда такой человек вдруг становится богат и благополучен, человек, мягко говоря, теряется. Жить в удовольствие нас никогда прежде не учили. Первое, что приходило в голову: использовать по назначению так кстати открывшиеся кооперативные рестораны, кутить там от заката до рассвета, а там — по обстоятельствам. Первый же визит в ресторан «Осло» ознаменовался знакомством с венгерским апельсиновым ликером «Вебер». Обнаружив на этикетке слово «маслаждение», мы тут же поняли, что на исходе праздника жизни нас непременно будет тошнить. И мужественно приняли свою судьбу — кто бы сомневался! Ликер «Вебер» озарял своим рубиновым светом нашу жизнь на протяжении двух примерно лет. Поначалу — буквально изо дня в день; потом — изредка, время от времени. Посещение кооперативных забегаловок быстро перестало нас развлекать, а потом и «дурные» деньги понемногу иссякли. Начинались девяностые, в которых было место чему угодно, но только не ликеру «Вебер». Символ не может пережить свою эпоху, так уж все устроено.

Эль: Яибусь - маленькое мохнатое существо сумеречной масти. Голова у яибуся непропорционально велика, тело хрупкое и как бы декларированно незначительное, неприметное. Зато хвост у яибуся очень длинный, конец его невозможно увидеть. Авторитетные специалисты утверждают, что кончик хвоста яибуся сокрыт в Мировой Бездне, а потому хвост можно считать бесконечным. Живет яибусь в доме под половицей, питается трудовым потом надомников. В офисах почему-то не заводится. Вероятно, опасается Тайных Обрядов Верховных Офис-менеджеров, о которых рассказывают Страшное. Увидеть яибуся можно на исходе недели кропотливого, нескончаемого труда.



полная версия страницы